История фамилии

В ПОИСКАХ БУКВЫ "Л" ИЛИ ПУТЕШЕСТВИЕ НА МАШИНЕ ВРЕМЕНИ

 Вот ведь как бывает – видимые и известные факты лежат в голове годами или даже десятками лет и вдруг, внезапно, сопоставятся, свяжутся –  и ещё одна загадка разгадывается, тонкость становится понятной. Но для этого надо попутешествовать во времени. Так за мной, читатель! – как обращались во время оно к читателям авторы.

Но­вень­кий те­ле­ви­зор «Старт-3» сто­ял на ста­ром сту­ле – де­нег на по­куп­ку тум­боч­ки по­ка не бы­ло. Эк­ран не­боль­шой, за­то есть встро­ен­ный ЧМ-при­ём­ник – ча­с­тот­ная мо­ду­ля­ция, да­ю­щая звук вы­со­ко­го ка­че­ст­ва, бы­ла тог­да но­вин­кой. На эк­ра­не – юмо­ри­с­ти­че­с­кая поль­ская пе­ре­да­ча: про­сто­душ­ная де­вуш­ка рас­суж­да­ет вслух: «У ме­ня очень кра­си­вая мать и очень ум­ный отец. Труд­но да­же пред­ста­вить, ка­кой я мог­ла бы быть – ес­ли бы не иди­от­ская иг­ра при­ро­ды!» У ме­ня та­кая же си­ту­а­ция – мо­жет, по­это­му и за­пом­ни­лась эта пе­ре­да­ча.

А вот и моя кра­си­вая ма­ма – рас­крас­нев­ша­я­ся с мо­ро­за, в но­вом зе­лё­ном паль­то с во­рот­ни­ком из чер­но­бур­ки. Чер­но­бур­ка – ста­рин­ная, фа­миль­ная, по­мню ещё, как иг­рал­ся с ней в дет­ст­ве – ис­кус­но сня­тая шкур­ка с ког­тя­ми на ла­пах, стек­лян­ны­ми жёл­ты­ми гла­за­ми и за­жи­мом, спря­тан­ным под па­с­тью. Рань­ше её на­бра­сы­ва­ли на бли­с­та­тель­ные пле­чи при баль­ном пла­тье, коль­цом на­бра­сы­ва­ли, за­жим при­хва­ты­вал хвост или ла­пы, а вот те­перь из неё по­лу­чил­ся впол­не со­вре­мен­ный во­рот­ник.

Я с ав­гу­с­та ра­бо­таю то­ка­рем на за­во­де п/я 186, круп­ней­шем ра­кет­ном за­во­де Со­ю­за, и учусь в ве­чер­ней шко­ле. Мы с ма­мой и се­с­т­рой дав­но уже жи­вём без от­ца, но сей­час, ког­да я на­чал ра­бо­тать, ста­ло по­лег­че с день­га­ми. Муж­чи­на вы­рос в се­мье.

Ма­ма – врач, от неё пах­нет мо­ро­зом и ле­кар­ст­ва­ми. А в ру­ках – три тём­но-зе­лё­ных книж­ки, трёх­том­ник Ты­ня­но­ва.

– Ну вот, те­перь нам ста­ло жить луч­ше! И те­перь с каж­дой мо­ей зар­пла­ты мы бу­дем по­ку­пать но­вые кни­ги! – ра­до­ст­но го­во­рит ма­ма.

Че­рез мно­го лет я про­чи­таю горь­кие стро­ки Иси­ка­вы Та­ку­бо­ку:

Книг у нас мно­го, прав­да, книж­но­го шка­фа нет, хра­нят­ся они в сер­ван­те и в кла­дов­ке, упо­ря­до­чен­ные по стоп­кам и ря­дам на­сколь­ко воз­мож­но, но те­перь яс­но – и шкаф со вре­ме­нем ку­пим.

– Ты зна­ешь Ты­ня­но­ва?

– Нет, мам, ни­че­го не чи­тал…

– Да ты что?! Вот, смо­т­ри – про Пуш­ки­на, про Гри­бо­е­до­ва… Ах, как пре­крас­но пи­шет!

Я рас­кры­ваю но­вые, пах­ну­щие ти­по­граф­ской кра­с­кой и кле­ем книж­ки, чи­таю, где от­кры­лось – нра­вит­ся, ин­те­рес­но… А уже по­том на­чи­наю с на­ча­ла. «Ма­и­ор был скуп» – имен­но так, «ма­и­ор», а не «май­ор», на­чи­на­ет­ся ты­ня­нов­ский «Пуш­кин» – на всю жизнь за­пом­ни­лось. И «Смерть Ва­зир-Мух­та­ра» за­пом­ни­лась. «Ша­руль бе­ло из ка­на ла са­дык» – пе­чаль­ный эпи­граф к пер­вой гла­ве…

Чи­та­лось труд­но, но ин­те­рес­но – при­хо­ди­лось вни­кать, по­ни­мать вос­соз­дан­ную Ты­ня­но­вым ат­мо­сфе­ру тех вре­мён, до­га­ды­вать­ся о зна­че­нии ино­зем­ных слов, улав­ли­вать слож­ную си­с­те­му от­но­ше­ний меж­ду пер­со­на­жа­ми – взрос­лы­ми людь­ми, но­ся­щи­ми име­на ис­то­ри­че­с­кие. Но Ты­ня­нов с тех пор ос­тал­ся сре­ди лю­би­мых пи­са­те­лей.

1984

В Ки­е­ве я, ин­же­нер-про­грам­мист из Зе­ле­но­гра­да, цен­т­ра со­вет­ской ко­с­ми­че­с­кой эле­к­тро­ни­ки, бы­вал в ко­ман­ди­ров­ке уже не раз. От­ра­ба­ты­ва­лась си­с­те­ма про­шив­ки бло­ков па­мя­ти для бор­то­вой ЭВМ, уп­рав­ля­ю­щей ги­ро­ди­на­ми ко­с­ми­че­с­кой стан­ции «Мир» – вы­ве­ден­ной в ко­с­мос ком­му­ни­с­та­ми и унич­то­жен­ной «де­мо­кра­та­ми». Ко­ман­ди­ров­ки при­хо­ди­лись на вес­ну или на ле­то, а на этот раз – как раз пе­ред Но­вым го­дом. Грех бы­ло бы не поз­во­лить се­бе по­гур­ман­ст­во­вать. Я вы­кро­ил де­нёк из ко­ман­ди­ро­воч­но­го сро­ка, в од­ну ру­ку взял фо­то­ап­па­рат, в дру­гую – то­мик «Бе­лой гвар­дии» Бул­га­ко­ва и ус­т­ро­ил «те­атр для се­бя», по­шёл по всем ме­с­там, ко­то­рые бы­ли опи­са­ны в ро­ма­не. Я знал уже мно­го тон­ко­стей у Бул­га­ко­ва, ко­то­рые за­ча­с­тую про­хо­ди­ли ми­мо вни­ма­ния про­фес­си­о­наль­ных бул­га­ко­ве­дов. На­при­мер, о чём го­во­ри­ла пи­ла-фра­же на сто­ле у Тур­би­ных, или по­че­му Ни­кол­ка не смог вы­ст­ре­лить из най-тур­со­ва коль­та, или в чём юмор фа­ми­лии зуб­но­го тех­ни­ка Принц-Ме­талл и ка­кое от­но­ше­ние это име­ет к Принц­ме­тал­лу Иль­фа и Пе­т­ро­ва. Но ведь Бул­га­ков не­ис­чер­па­ем…

И вот сол­неч­ным зим­ним днём я иду по Ки­е­ву, как шёл ког­да-то Алек­сей Тур­бин, и чи­таю гла­ву за гла­вой. Как же ве­ли­ко­леп­но пи­шет Бул­га­ков – про­сто как ви­део­ка­ме­рой сня­то, всё пе­ред гла­за­ми. Вот здесь, на Вла­ди­мир­ской, его за­ме­ти­ли пет­лю­ров­цы, на­ча­ли стре­лять. Вот он – по­во­рот на Под­валь­ную – «са­мую фан­та­с­ти­че­с­кую ули­цу в ми­ре». Сю­да свер­нул Тур­бин, убе­гая от пет­лю­ров­цев. На­до сфо­то­гра­фи­ро­вать это ме­с­то. Де­лаю один сни­мок, дру­гой, за­тем лов­лю в ви­до­ис­ка­тель таб­лич­ку «ул. Под­валь­ная» (Бул­га­ков пе­ре­име­но­вал её в Про­валь­ную, но она Под­валь­ная, т.к. про­хо­ди­ла ког­да-то под кре­по­ст­ным ва­лом). Ры­ча­жок спу­с­ка про­хо­дит по­ло­ви­ну рас­сто­я­ния – ка­ме­ра долж­на вы­брать ре­жим съём­ки – и в это вре­мя мне на пле­чо ло­жит­ся чья-то ру­ка, и веж­ли­вый го­лос го­во­рит:

– Из­ви­ни­те…

– Сей­час, – го­во­рю я и до­жи­маю спуск.

Фо­то­ап­па­рат щёл­ка­ет, я обо­ра­чи­ва­юсь – и ви­жу пе­ред со­бой пра­пор­щи­ка. Дру­гой – пра­вая ру­ка в кар­ма­не – сто­ит чуть по­одаль.

– Здесь нель­зя сни­мать, – го­во­рит пра­пор­щик.

– А по­че­му? – про­сто­душ­но во­про­шаю я.

– Не по­ло­же­но, – стан­дарт­но от­ве­ча­ет пра­пор­щик.

– Ну, из­ви­ни­те, – я по­жи­маю пле­ча­ми и со­би­ра­юсь ид­ти даль­ше.

– Вам при­дёт­ся прой­ти с на­ми, – вто­рой пра­пор­щик под­хо­дит бли­же, всё так же не вы­ни­мая ру­ки из кар­ма­на.

Толь­ко тут я об­ра­щаю вни­ма­ние, что ули­ца гу­с­то ус­тав­ле­на чёр­ны­ми «Вол­га­ми», и вспо­ми­наю, что на­прав­ляв­ший­ся из «Вол­ги» в боль­шой се­рый дом по­жи­лой муж­чи­на, по­пав­ший ко мне в объ­ек­тив, как-то очень при­сталь­но по­смо­т­рел на ме­ня.

В ка­би­не­те с кре­мо­вы­ми што­ра­ми, на пер­вом эта­же, ку­да при­вёл ме­ня пра­пор­щик, всё вы­яс­ня­ет­ся. Ока­зы­ва­ет­ся, этот дом – зда­ние КГБ, Вла­ди­мир­ская, 33. И, впол­не по­нят­но, фо­то­гра­фи­ро­вать там не­за­чем. К сча­с­тью, все до­ку­мен­ты – па­с­порт, ко­ман­ди­ро­воч­ное удо­с­то­ве­ре­ние – бы­ли при се­бе, хо­зя­ин ка­би­не­та в штат­ском, сам боль­шой лю­би­тель Бул­га­ко­ва, всё по­нял, да­же по­со­ве­то­вал, что ещё мож­но по­смо­т­реть и снять.

Бе­се­да бы­ла тёп­лой и не­при­нуж­дён­ной, не­смо­т­ря на…

– Но плён­ку при­дёт­ся за­све­тить.

– Чёрт! Это ж мне за­но­во на­до бу­дет прой­ти ме­с­та, где я по­бы­вал, а день уже к за­ка­ту… А за­в­т­ра уез­жать, вот би­лет, уже ку­пил… Мо­жет, обой­дём­ся?

Но хо­зя­ин не­пре­кло­нен. Да и по­ни­маю я его, чёрт зна­ет, кто и что по­па­ло на плён­ку, мо­жет, штир­ли­ца ка­ко­го под­ве­ду не­вз­на­чай. Со вздо­хом от­кры­ваю крыш­ку ка­ме­ры, мы пе­ре­гля­ды­ва­ем­ся – и я за­кры­ваю крыш­ку. Всё по-джентль­мен­ски: по­след­ние сня­тые ка­д­ры за­све­че­ны, но ста­рые со­хра­не­ны и не­сня­тая часть плён­ки не ис­пор­че­на, мож­но сни­мать даль­ше. Плён­ку не изъ­я­ли и да­же не по­тре­бо­ва­ли раз­вер­нуть её на све­ту.

Даль­ше бы­ло всё так же ин­те­рес­но и уди­ви­тель­но. Я на­шёл раз­гад­ку спа­се­ния Алек­сея Тур­би­на – клю­чом ока­за­лась «хруп­кая чёр­ная тень», ко­то­рую бо­ко­вым зре­ни­ем уви­дел Тур­бин. Фли­гель Юлии Рейсс уже сно­си­ли – ос­тал­ся толь­ко его от­пе­ча­ток на сте­не со­сед­не­го до­ма. И ог­ром­ное де­ре­во там, где бы­ло крыль­цо – мо­жет быть, на не­го опёр­ся ра­не­ный Тур­бин… Нель­зя, не­воз­мож­но всё это при­ду­мать – зна­чит, Бул­га­ков сам это всё пе­ре­жил – и бег­ст­во, и ра­не­ние, и чу­дес­ное, не­ве­ро­ят­ное спа­се­ние.

Мно­гое, мно­гое ста­ло по­нят­но, про­яс­ни­лось по­сле это­го пу­те­ше­ст­вия. Но ос­та­лось за­гад­кой, по­че­му нем­цы у Бул­га­ко­ва на­зы­ва­ли Пет­лю­ру – «П-э-т-у-р-р-а»?

«Э» – по­нят­но, по-ук­ра­ин­ски эта фа­ми­лия про­из­но­сит­ся имен­но так – Пэт­лю­ра. Двой­ное, рас­ка­ти­с­тое «рр» то­же мож­но по­нять – Бул­га­ков мог по­пы­тать­ся пе­ре­дать не­мец­кую кар­та­вость, не­при­выч­ный рус­ско­му уху спо­соб про­из­не­се­ния.

Но ку­да де­лось «л»? Не слы­шать его нем­цы не мог­ли – есть мно­го не­мец­ких слов с со­че­та­ни­ем зву­ков «тл» – да тот же ГиТ­Лер хо­тя бы. Сле­до­ва­тель­но, долж­ны бы­ли нем­цы и слы­шать, и вос­про­из­во­дить. «Пэт­Лур­ра» бы­ло бы по­нят­но, но по­че­му «Пэт( )ур­ра»??? Ку­да про­па­ло «л»???

2008

Хо­ро­шая кни­га – как хо­ро­шее ви­но. С го­да­ми она ста­но­вит­ся луч­ше, тон­ко на­ста­и­ва­ет­ся. То, что ты чи­тал де­сять-двад­цать лет на­зад, сей­час по­ни­ма­ешь, ви­дишь и чув­ст­ву­ешь на­мно­го точ­нее. По­это­му так люб­лю пе­ре­чи­ты­вать кни­ги. Вот и сей­час с удо­воль­ст­ви­ем пе­ре­чи­ты­вал «Смерть Ва­зир-Мух­та­ра», впер­вые про­чи­тан­ную со­рок пять (не­уже­ли?!) лет на­зад. Не­то­роп­ли­во, вчи­ты­ва­ясь и вслу­ши­ва­ясь в каж­дое сло­во, сма­куя каж­дую фра­зу, со­здан­ную Ты­ня­но­вым. И вдруг – хо­тя столь­ко раз пе­ре­чи­ты­вал, уви­дел, слов­но пер­вый раз, сло­ва: «Он знал, что в Пе­тер­бур­ге его про­зва­ли «пе­чё­ной ро­жей» и один пи­са­ка со­чи­нил про не­го ужас­ный пло­щад­ной па­ск­виль: что он peteur, а не ми­нистр Ев­ро­пы» – это о Нес­сель­ро­де.

Как-то из­на­чаль­но бы­ло яс­но, что это ино­ст­ран­ное сло­во – ка­кое-то фран­цуз­ское ру­га­тель­ст­во. Ка­кое – не знаю, я учил ан­г­лий­ский. Да­же не вчи­ты­вал­ся в не­го, взгляд про­скаль­зы­вал. А сей­час вдруг за­ме­тил, что «peteur» – это ведь чи­та­ет­ся поч­ти как «пэ­тур­ра»! Вот где «л» про­па­ло! И «р» – рас­ка­ти­с­тое, грас­си­ру­ю­щее, фран­цуз­ское – пре­вра­ти­лось в «рр».

И всё ста­ло на ме­с­то. Ко­неч­но, Бул­га­ков не мог не знать это фран­цуз­ское сло­во – ин­тел­ли­ген­ция тог­да зна­ла фран­цуз­ский. А что оно зна­чит, как по­име­но­вал один пи­са­ка Нес­сель­ро­де? Ока­зы­ва­ет­ся, оз­на­ча­ет оно в пе­ре­во­де – Ин­тер­нет то­му по­ру­кой! – «име­ю­щий обык­но­ве­ние пу­с­кать ве­т­ры», «во­нюч­ка», «пер­дун» (из­ви­ни­те).

Так вот че­му ус­ме­хал­ся Тур­бин:        «– Пэ­тур­ра, Пэ­тур­ра, – сла­бень­ко по­вто­рил Тур­бин и ус­мех­нул­ся, сам не зная че­му».

Знал, ой, знал Бул­га­ков, че­му имен­но ус­ме­хал­ся Тур­бин. Ой, не зря он «по­те­рял» бук­ву «л», вкла­ды­вая в тев­тон­ские ус­та эту фа­ми­лию…

Юмор ме­ня­ет­ся со вре­ме­нем. Соль анек­до­тов рас­тво­ря­ет­ся в оке­а­не вре­ме­ни, и кто сей­час пой­мёт соль анек­до­тов про лы­со­го ко­ро­тыш­ку, все­со­юз­но при­знан­но­го ду­рач­ка, «ку­ку­руз­ни­ка» и «от­те­пель­щи­ка» Хру­щё­ва? По­че­му, на­при­мер, ос­т­ри­ли, что культ лич­но­с­ти сме­нил­ся куль­том дву­лич­но­с­ти, или спра­ши­ва­ли, в ка­ком го­ду Ад­жу­бей по­нял, что же­нил­ся по люб­ви?

А кто сей­час ска­жет, что это за пер­со­наж – Хи­т­рел? А ведь это Бу­нин, ла­у­ре­ат Но­бе­лев­ской пре­мии, пи­са­тель с бе­зу­ко­риз­нен­ным вку­сом и слу­хом, так пе­ре­кру­тил фа­ми­лию «Гит­лер», что­бы вы­звать у чи­та­те­лей ас­со­ци­а­ции со сло­вом «хи­т­рость», «хи­т­рец» и т.д. Для это­го он (вспом­ним эк­зер­си­сы с ци­ф­ра­ми Пье­ра Бе­зу­хо­ва) на­звал Гит­ле­ра Хит­ле­ром, а за­тем по­ме­нял ме­с­та­ми «л» и «р».

Так что впол­не по­нят­но, что в ду­хе юмо­ра тех вре­мён бы­ло ис­ка­же­ние фа­ми­лии об­ли­ча­е­мо­го, что­бы вы­звать у чи­та­ю­щих иди­о­син­кра­зию к дан­но­му пер­со­на­жу. Сей­час это на­зы­ва­ют «ней­ро­линг­ви­с­ти­че­с­ким про­грам­ми­ро­ва­ни­ем» ау­ди­то­рии.

Та­ким об­ра­зом, со­вер­шен­но оче­вид­но, что вло­жен­ный Бул­га­ко­вым в ус­та нем­цев ва­ри­ант про­из­но­ше­ния фа­ми­лии Пет­лю­ра – «Пэ­тур­ра» – вос­хо­дит по эти­мо­ло­гии к фран­цуз­ско­му сло­веч­ку «peteur», т.е. «во­нюч­ка», «пер­дун» (ещё раз из­ви­ни­те).