.png){kind=icon}
Источник: Тезисы доклада на X Международной конференции «Ономастика Поволжья»
В российской ономастической терминологии конца XX - начала XXI вв. объективно сложился целый ряд нерешенных проблем и противоречий, связанных с некоторым дефицитом исследований по отдельным важнейшим проблемам теории ономастики, антропонимики и топонимики. Автор статьи: М.В.ГОРБАНЕВСКИЙ, В.О.МАКСИМОВ
Источник: Тезисы доклада на X Международной конференции «Ономастика Поволжья»
В российской ономастической терминологии конца XX - начала XXI вв. объективно сложился целый ряд нерешенных проблем и противоречий, связанных с некоторым дефицитом исследований по отдельным важнейшим проблемам теории ономастики, антропонимики и топонимики.
В частности, это касается проблемы понятия «русская антропонимия», «русская топонимия», границ русского антропонимического и топонимического словников. К некоторым причинам этого, вероятно, следует отнести гигантские масштабы языкового материала, реальную сложность этимологического и этнокультурного анализа как самих антропонимов и топонимов, так и антропо- и топооснов, а также некоторые другие.
Хорошо известно, что в результате длительного взаимодействия русского этноса, русской культуры и русского языка с другими этносами, культурами и языками, в результате сложнейших этнических процессов, происшедших в самом русском народе, исторически возникло (в разные периоды) значительное число русских антропонимов (оговоримся, что нас в большей степени интересует такой разряд антропонимов, как фамилии) и русских топонимов, вобравших в себя как апеллятивные, так и онимические основы, заимствованные русским языком и адаптированные им (с разной степенью устойчивости). Однако практически на дискуссионном уровне в нашем многоязыком и многонациональном Отечестве остается важный вопрос об определении самих понятий «русская антропонимия», «русские фамилии», «русская топонимия», «русские топонимы».
Противоречивость понятия «русский топоним» сопоставима с противоречиями и сложностями определения и «русских фамилий»: отсутствие четких критериев национально-культурной принадлежности имён, принципиально важных для любого языка, порой приводит к непоследовательности в отборе материала при создании лексикографических справочников и иных фундаментальных работ, ср.: словник монографии Б.О.Унбегауна, на обложке которого значится - «Русские фамилии», изобилует множеством нерусских фамилий [1]. Отметим и то, что авторы многочисленных работ по антропонимике, как нам кажется, намеренно уходят от рассмотрения критериев отбора языкового (фамильного) материала и не дают толкования используемому ими словосочетанию русская фамилия.
То же можно встретить и в публикациях по топонимике: либо вообще «размыта» методика интерпретации термина, либо отдельные авторы главным для интерпретации избирают различные признаки (или один, не совпадающий признак): национальность жителей данной территории (ср.: антропонимисты нередко избирают в качестве основного признака национальность носителя фамилии), этимологический признак (аспект) топонима, формантный признак (признаки) топонима, сферу распространения географического названия, отнесенность топонима к той или иной культуре и т.д.
Показательно, как должна была поступить в сходном, но и в более простом случае Н.В.Подольская, вынужденная сделать в своем знаменитом терминологическом словаре специальную оговорку о понятии «русская ономастическая терминология»: «Название "Словарь русской ономастической терминологии" означает, что включенные в него термины употребляются в работах, написанных на русском языке, иногда украинском и белорусском, когда они совпадают...» [2]. Нелишне в этой связи напомнить суждение В.А.Никонова, который в одной из своих работ провозгласил формантный критерий главным при определении национально-культурной принадлежности фамильного имени: «Практически единственно целесообразно отнести к русским фамилиям получившие русское оформление, независимо от языкового происхождения основы» [3].
Для более точного выявления границ названной проблемы продолжим параллель «русская фамилия» — «русский топоним» на уровне некоторых формальных признаков.
В качестве комментария к процитированному выше мнению В.А.Никонова отметим: хотя наличие фамильного форманта в составе фамилий характеризует их как собственно ономастические образования, часть основ русских фамилий перешла в данную группу в неизменном виде. Большое количество украинских и белорусских фамилий по форме совпадают с русскими. С помощью формантов -ОВ, -ЕВ, -СК/ИЙ/ или –ЦК/ИЙ/ образованы национальные фамилии у других славянских народов (ср.: у болгар — Вазов, Ботев, у поляков — Ковальский, у чехов — Копецкий и т.д.). Ср. также, например, новые белорусские переименования улиц в Витебске в 1927 г. (примеры приводятся в оригинальной форме): Чырвона-Партызанская вул., Дэпутатская вул., Авiацыонная вул., Камсамольская вул., вул. К.Лiбкнехта, вул. Дзяржынскаго, Рэвалюцыйная вул. и др. [4]. Можно вспомнить здесь и о том, что конечные элементы некоторых иноязычных фамилий созвучны русским фамильным суффиксам: нем. Бюлов, англ. Дарвин, Кронин и т.д.
Впечатляющие аналогии знает и русская топонимия, — как общая, так и частная, в том числе — городская. Широко распространена информация об адаптации-переосмыслении корневой морфемы тюркского по происхождению названия города Царицын ('цариц-' 'сары' + 'су': "желтая" + "вода" — по реке, притоку Волги). Однако псевдопосессивный суффикс -ЫН - здесь оказывается русской адаптацией (на уровне словообразовательной народной этимологии) тюркского слова 'чин' в значении "остров". Как считают некоторые иследователи, мотивирующим для русского топонима Царицын стал не гидроним Сары-су, а название небольшого острова Сары-чин в устье реки Сары-су в Волгу: именно на нем в старину и была построена деревянная крепость (где еще в XVI веке царь держал в летнее время отряд из 50 стрельцов), а в 1589 г. на базе крепости и был заложен — на том же острове — город Царицын, перенесенный в конце XVI века с острова на правый берег Волги и получивший имя Царицын (поначалу — Новый город) [5].
Вспомним и о массе мемориальных названий улиц и площадей типа площадь Индиры Ганди, площадь Амилкара Кабрала, площадь Хо Шимина, улица Улофа Пальме, улица Патриса Лумумбы и десятков им подобных во многих городах России (cр.: финальное -а в фамилии Лумумба не есть русская флексия, однако при переходе этого антропонима в разряд наших топонимов в русском топонимическом пространстве оно как бы адаптируется в виде псевдофлексии -А, имеющей, кстати говоря, в топонимии не только словоизменительную функцию). Другими словами, переоценка формантного критерия может привести к ложным выводам, а его "изолирование" не решает интересующей нас проблемы.
Ряд исследователей делает акцент на языковую принадлежность мотивирующей основы, т.е. во главу угла ставит этимологический анализ. Однако и оно не выдерживает критики как основной критерий в интерпретации понятия «русский топоним», ибо с неизбежностью ввергает нас в неразрешимый клубок противоречий. Во-первых, этимология целого ряда топонимов просто не выяснена или не определена окончательно и существует в виде нескольких гипотез, каждая из которых имеет свою аргументацию. Это относится, например, и к самому имени столицы России — топониму Москва. Во-вторых, явно спорным является историко-культурный и хронологический аспект адаптации русским языком иноязычной лексики, которая затем могла мотивировать появление целого ряда имен собственных и, в частности, топонимов. Как с этой точки зрения трактовать наименование новгородских Ильменской и Волховских улиц, которые мотивированы этимологически нерусскими гидронимами Ильмень и Волхов? (Хотя и озеро Ильмень, и река Волхов, по нашему убеждению, входят в топонимическую картину мира русского народа — как часть всей языковой картины мира!) С подобной абсолютизирующей этимологическую отнесенность к русскому языку (кстати — языку русской народности или нации?) трактовкой русских топонимов нет необходимости серьезно спорить, ибо понятно, что в таком случае в число русских топонимов не попадут ни улица Арбат в Москве, ни Невский проспект в Санкт-Петербурге, ни Софийская сторона в Великом Новгороде - не говоря о всем наборе Коммунистических, Социалистических, Революционных, Депутатских, Федеративных и иных подобных наименований улиц, площадей, переулков, проспектов.
Разумеется, существуют разные уровни аргументации «этимологической» концепции языковой принадлежности имен собственных.
Если продолжить параллель «русская фамилия»—«русский топоним», то следует вспомнить о том, что весьма уважаемые авторы при проведении ретроспективного этимологического анализа русских фамилий находили по-своему аргументированный повод связывать характер апеллятива с его национально-культурной квалификацией. Н.А.Баскаков относил к русским фамилиям тюркского происхождения такие фамилии, как Аксаков, Аргунов, Беклемишев, Булгаков, Салтыков, Суворов, Ушаков и др., оставляя в стороне факт широкого распространения прозвищных имен Аксак, Аргун, Булгак, Салтык, Сувор, Ушак и др. именно среди русского населения, о чем свидетельствуют многочисленные примеры XIV-XVII вв. в известном словаре Н.М.Тупикова. При этом Н.А.Баскаков старался подтвердить свою точку зрения данными из родословных дворян — носителей этих фамилий. Не останавливаясь на субъективности названного источника, заметим, что широкое распространение прозвищных имен, подобных приведенным выше, в составе именований русских людей XIV-XVII вв. позволяет говорить скорее не о тюркском происхождении, а о тюркском элементе в составе апеллятивной лексики (т.е. элементе доономастического уровня); не всегда бесспорным, кстати говоря, признаются и этимологические построения Н.А.Баскакова [6].
Что же касается, например, выводов А.И.Халикова о булгаро-татарском происхождении таких русских фамилий, как Пушкин, Голицын, Нарышкин, Годунов, Романов, Державин, Бунин, Пешков, Языков и др., основанных только на разножанровых исторических данных (мемуарной литературе, генеалогических схемах и пр.) [6], то они подвергаются ведущими антропонимистами России серьезной критике.
Городской топоним Арбат, восходящий к арабскому слову 'рабат', 'рабад' со значением «предместье», «пригород» вошел в русское топонимическое пространство и закрепился в нем в составе одного из тематических полей — как неотъемлемая ныне часть. Иначе говоря, даже те топонимы, которые практически без серьезных изменений пришли в нашу речь, историю и культуру для названий объектов, являющихся принадлежностью нашего этноса и социума, повторяют судьбу многих заимствованных нарицательных слов — типа 'зонтик', 'кнут', 'ярмарка', 'арбуз', 'деньги', 'фара', 'казак', 'башмак', 'олифа', 'туман', 'икона', 'ангел' и сотен других, — прошедших необходимые ступени фонетической, грамматической, семантической, стилистической, историко-культурной, социальной, национально-психологической и иной адаптации.
Однако параллель с фамилиями не может быть полной, ибо слишком велико несоответствие объектов, определяемых топонимами (естественный, рукотворный или вымышленный географический объект) и антропонимами (реальный или вымышленный человек, для которого актуален еще один важнейший фактор — национальность). Поэтому если в ономастических исследованиях, ведущихся в России, вполне закономерны дискуссии вокруг использования и трактовки понятий «русская фамилия», «русифицированная фамилия» и «фамилия, бытующая у русских», то при проведении чисто топонимических работ интерпретация понятия «русский топоним» не может и не должна привести к появлению столь широкого понятийно-терминологического фона.
Опыт наших многолетних исследований географических названий (в том числе — и городских) приводит к выводу, что главными критериями в интерпретации терминов русский топоним, русская топонимия являются: историко-культурный, функционально-речевой и социально-географический.
В использовании данного термина мы исходим из объективного факта существования русского онимического пространства, частью которого является русское топонимическое пространство — комплекс географических названий всех типов (гидронимы, оронимы, ойконимы, урбанонимы и пр.), употребляемых в языке русского этноса в настоящий период его истории для именования реальных, гипотетических, исчезнувших и фантастических географических объектов. Этот комплекс есть результат исторического, социального, языкового, культурного развития русского этноса как отдельного микрокосма (одновременно — и части мировой цивилизации) и во всем своем составе выступает диахронным отражением элементов картины мира русской языковой личности. Русское топонимическое пространство представляет собой сложную структуру пограничных или взаимно пересекающихся полей и каждый его компонент подпадает, на наш взгляд, под определение «русский топоним».
Не менее пёстрой и многовариантной представляется нам картина русского антропонимического пространства. Кажущееся удобство его исследования заключается в том, что мы имеем возможность сопоставить свои предположения и выводы о национальной или языковой принадлежности любого антропонима с мнением самих носителей современных имён, фамилий или прозвищ. Впрочем, такая методика создаёт и непреодолимые (в рамках этого подхода) трудности классификации.
Одной из первых задач, поставленных нами при создании в 1996 г. в Москве Информационно-исследовательского центра «История Фамилии» (отметившего в июне 2006 г. свое десятилетие тематической выставкой на ВВЦ), была определена задача выделения из общего массива российских фамилий таких групп, которые уверенно можно было бы обозначить как русские, украинские, белорусские, татарские, мордовские, башкирские, удмуртские и т.д. Эта задача имела особую важность для разработки и создания гипертекстовой базы российских фамилий.
Однако при ее решении возникли очень серьёзные препятствия. Например, весьма популярные в России фамилии Базаровы и Балашовы встречаются, как у русских, так и у татар. Бытование этих фамилий у татар логично вытекает уже из самого происхождения апеллятивов ‘базар’ и ‘балаш’ (первый - тюркское заимствование из персидского языка, означает «рынок, ярмарка», второй - исконно тюркское уменьшительное со значением «дитя, дитятко»). Примечательно, что данные фамилии ничуть не реже встречаются и в среде русского этноса. И если былую популярность у русских имени Балаш можно отчасти объяснить тем, что русским населением тюркское слово ‘балаш’ воспринималось сугубо как имя собственное, то распространённость у русских мирского имени (или прозвища) Базар с этим фактором связать никак нельзя. В русском языке слово ‘базар’ утвердилось с весьма давних времён, ср.: «(1319) Сами пришедше съсЬдоша съ коней въ торгу, близь бо бЬ тамо базаръ великий». Ник. Лет. X, 185». [7]
За прошедшее десятилетие работы ИИЦ «История Фамилии» нами собрана интересная и многоплановая статистическая информация о фамилиях, принадлежащих более чем 40 миллионам граждан России (с географической привязкой к территории проживания). Более 15-ти тысяч фамилий (случайная выборка, продиктованная не нашим желанием, а запросами о происхождении антропонимов, поступивших в наш Центр от носителей этих фамилий) были подвергнуты сорудниками Центра тщательному этимологическому анализу. При этом выяснилось, что более половины от этого общего числа фамильных антропонимов, которые сами респонденты (носители фамилий) определили при предварительном опросе как «русские фамилии», имеют в своем составе не имеющих не русские, и весьма часто даже не славянские, антропоосновы.
В своих исследованиях русской топонимии и антропонимии мы зачастую используем дополнительные (по отношению к основному, видовому термину русский топоним) родовые термины традиционный русский топоним, а также получивший некоторое распространение в конце 80-х — начале 90-х гг. благодаря активной деятельности Научно-общественного совета по топонимии Советского фонда культуры, работам Д.С.Лихачева, В.П.Нерознака, Э.М.Мурзаева термин исторический русский топоним (данный термин основан на интердисциплинарном знании).
Традиционные русские топонимы – это наименования, образованные по традиционным моделям, с помощью русских словообразовательных средств и лексических основ (или полных лексем), бытовавших в русском языке в исторический период их возникновения (присвоения). Для своей исторической эпохи они обладали очевидной частотностью — как с точки зрения мотивов возникновения, так и с точки зрения морфемного состава, ср.: московские городские топонимы типа Покровка, Знаменка, Ильинка, Пречистенка, Воздвиженка, Маросейка, Варварка и пр.; ср. также мемориальные названия советского топонимического новояза и др.
Исторические русские топонимы в нашем понимании — суть индивидуальные (не массовые) памятники русской культуры, интеллектуальные произведения народного гения, формирующие фоновые историко-культурные знания, национально-культурную традицию и культурную среду обитания человека [8].
Вероятно, поиск в названном выше направлении стоит продолжить: может быть, именно он и приведёт в итоге к действенному устранению противоречий в российской ономастике в трактовке национально-культурной принадлежности антропонимов и топонимов?
В заключение напомним образное и одновременно точное суждение, высказанное В.Н.Топоровым в его интереснейшем эссе "Имя как фактор культуры (на злобу дня)": "...Имя та парадоксальнейшая часть языка, где причина и следствие неразличимы, где "последний" преформирует "первые"; имя — импульс культуры, поскольку оно вводит человека в знаковый космос, но оно и результат ее, поскольку его смыслы возрастают в пространстве культуры, ею держатся и ею же контролируются (именно эти особенности делают имя одним из важнейших индикаторов типа культуры). Как и Демиург, имя открыто человеку, который может трактовать его и как предельно обессмысленную "кличку" вещи, но и как высший предел смысла и инструмент смыслостроительства одновременно" [9].
Литература
1. Унбегаун Б.О. Русские фамилии: Пер. с англ. / Общ. ред. Б.А. Успенского. — М.: Прогресс, 1984, с.365-430.
2. Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Наука, 1988, с.16.
3. Никонов В.А. География русских фамилий. — Вопросы языкознания, 1983, №2, с.79.
4. Мезенко А.М. Урбанонимия Белоруссии / Под ред. П.П.Шубы. (РЯ: Рус. яз.: теория, функционирование, преподавание). — Минск: Университетское, 1991, с.20.
5. Долгачев И.Г. Язык земли родного края. — Волгоград: Ниж.-Волж.кн. изд-во, 1986, с.93-94.
6. Халиков А. 500 русских фамилий булгаро-татарского происхождения. — Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1992, — 173 с.
7. Словарь русского языка XI-XVII вв. / Под ред. С.Г.Бархударова. - Вып. I, М., 1975, с.65.
8. Нерознак В.П. Движение за возрождение исторических названий (первые результаты и возможные перспективы). — В кн.: II Всесоюзная научно-практическая конференция "Исторические названия — памятники культуры". Выпуск 1. — М.: Сов. фонд культуры, 1991, с.3.
9. Топоров В.Н. Имя как фактор культуры (на злобу дня). — В кн.: Всесоюзная научно-практическая конференция "Исторические названия — памятники культуры": Тезисы докладов и сообщений. — М.: Наука, 1989, с.127
то 
а муж еще должен заслужить, чтобы ребенок был записан под его фамилией. Сказала, пусть радуется, что отчество по отцу дала, а то вообще могла записать по своему имени, это называется сейчас "матчество". 
талантливые люди, рассказ об именах превращается... в песню и танец. Именно так поступила Виктория Касимова в своей небольшой, но увлекательной "лекции" на тему "Милые и "простые" татарские имена". 
рассказывали своим читателям от том, как легко можно изменить жизнь к лучшему, если поменять имя, а ещё лучше – заодно и отчество с фамилией. Похоже, у них что-то стало получаться.
к. филол. наук, доцент Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА); Амалия Викторовна Акопджанова, учитель русского языка и литературы ГБОУ "Школа N 2123 им. М. Эрнандеса".
иногда приводит в изумление. На сайте «Комплекс градостроительной политики и строительства города Москвы» внезапно появилась улица Генерала Корнилова. Большинство россиян, разумеется, сразу вспомнит генерала Лавра Корнилова.
