.png){kind=icon}
Берестяные грамоты, найденные в 2007 году
(Доклад академика А. А. Зализняка, 8 октября 2007 г.)
Год назад академик А.А.Зализняк с огорчением говорил, что эта лекция может не состояться, поскольку уровень раскопок в Новгороде достиг раннего XI века, где вероятность обнаружения даже одной грамоты чрезвычайно мала. Это предсказание подтвердилось бы, — Новгород грамот в 2007 году не дал — если бы не выручили археологи других городов. В частности, Москвы. До этого года была известна только одна московская грамота — обнаруженный в 1989 г. маленький фрагмент, а в этом году найдены сразу две — ещё один незначительный фрагмент и огромная очень интересная грамота, которой будет посвящена большая часть лекции.
Но сначала о новгородской зоне — в этом году на территории древней Новгородской земли всё-таки найдена одна грамота, это грамота № 41 (о датировке чуть позже) из Старой Руссы, обнаруженная экспедицией под руководством Е. В. Тороповой. Это документ среднего калибра и значения, но лингвистически весьма ценный и интересный. Вообще в Старой Руссе древненовгородский диалект представлен «чище», чем в столичном Новгороде, где было немало писцов, ориентировавшихся на наддиалектный древнерусский, а также выходцев из других городов.
Старая Русса (в древности Руса) — центр солеварения. Две трети грамот Русы связаны с солью. Наша грамота — не исключение, хотя соль в ней ни разу не упоминается ввиду очевидности подразумеваемого продукта.
[у не]здини[ца поло цетвирти р]озмири у шелви [п…]
у ивана . в. розмири у херитана розмира у осми…
у липки поло цетвирти…
у ивана . в. розмири у херитана розмира у осми…
у липки поло цетвирти…
Это список долгов или иных обязательств по доставке соли (известно, что в Русе соль была не только государственным, но и частным промыслом, и добычей её занимались практически все домохозяева). Соль измеряется в розм?рах, это единица измерения, выступающая в поздний период (в ранних соль обычно измеряется в берковцах — бьрковьскъ). Ряд источников даёт вариант мужского рода — розм?ръ, то есть соответствие привычному нам слову размер. В современном языке подобное колебание представлено всего у нескольких пар слов: проток — протока, укор — укора; иногда тождество слов, значения которых разошлись, не ощущается (опора — во весь опор). В древности колебания по роду были представлены у большинства приставочно-корневых образований такого типа.
Представлен набор имён переходной эпохи: есть и дохристианские (Нездинич, Шелва, Липка), и христианские (Иван, Херитан). Особо интересно имя Хеританъ — это вариант хорошо известного имени Харитон с двумя диалектными переходами. Более обычный и привычный — новгородский переход конечного -он в -ан (Симон — Симан, Трифон — Труфан), но уникальным является -е- в первом слоге. Прежде всего заметим, что заменяет оно не -а-, а -о-: в заимствованных именах а первого слога может меняться на о: Ондрей; сочетается такой переход и с переходом ан>он: Антон > Онтан. Переход хо> хе — явление чрезвычайно редкое. Оно отмечено, во-первых, в грамоте № 131, где представлено слово хедыле, которое по контексту совершенно ясно значит ‘ходил’. Кроме того, известна народная форма херугвь, херугва у слова хоругвь (встречается как в говорах, так и в древних памятниках). Отмеченное в грамоте из Старой Руссы № 41 у Херитана — третий пример, доказывающий реальность этого редкого, произошедшего в некоторых говорах, фонетического изменения. Возможно, он отражает звучащее [хэ], с твёрдым [х]. (В ДНД-2, стр. 76, указан и четвёртый пример — на Волхевьци из Варламовой грамоты; правда, здесь хе не начальное — mitrius)
Чрезвычайно интересно встретившееся два раза написание поло цетвирти. Это словосочетание значит не ‘полчетверти’, как может показаться на первый взгляд, а ‘половина четвёртой’, то есть три с половиной; это хорошо известный древнерусский принцип счёта, дошедший до нас в способе счёта времени. Мы говорим «полшестого» в смысле «пять часов и еще половина шестого (часа)»; а здесь — «три размеры и еще половина четвёртой». Последнее -и в слове цетвирти объяснить легко, это такое же и вместо ятя, как и обе буквы и в слове розмири. Фонетический переход ? > и в Новгороде начинается (редкие примеры) в XII в., происходит в XIII веке и побеждает в некоторых говорах к XIV веку. В данной грамоте замена ? > и стопроцентна; например, второе и в у Липки — это на наше современное -и, а замена для новгородского диалектного окончания -? (у Липк?). Но как же объяснить первое и в слове цетвирти (два раза, то есть описка исключена)? Ведь это исконный -ь- (четвьрт-), который после прояснения должен был дать е, а никак не ять. Оказывается, что в некоторых говорах существовало развитие сочетаний редуцированных с плавными — *tьrt — которое давало т?рт, то есть редуцированный прояснялся именно в ять. Несколько раз, около полудюжины, такой редкий переход представлен и в берестяных грамотах. Однако наша грамота не только даёт новый пример, но он еще «перекрыт» общим переходом в и. Тем самым это свидетельство относительной хронологии двух процессов: в тех говорах, в которых прояснение в ять вообще имело место, оно произошло прежде перехода ятя в и, то есть к моменту начала этого процесса новый ять из сильного ь ничем не отличался от исконного.
Несколько слов о датировке старорусской (сам Зализняк предпочитает термин «рушанская» из-за неоднозначности слова «старорусский», но самим жителям Старой Руссы второе нравится больше) грамоты. Стратиграфической даты она не имеет, поскольку обнаружена в осыпи. Дату пришлось определять при помощи внестратиграфического метода. Широкая дата — середина XIII —конец 1 четверти XIV века, более узкая — 1280 год ± 10 лет. Позже выяснилось, что в момент обнаружения грамоты раскопки производились на более мелком горизонте — XIV в., что выглядело обескураживающе для такой даты, но быстро выяснилось, что грамота была найдена в осыпи не раскопа, а дренажной траншеи, которая была прорыта на сильно большую глубину, чем сам раскоп.
Теперь переходим к московским находкам.
Московская грамота № 2 — маленький фрагмент с небольшим числом букв. Целых слов нет. Однако он несёт ценную информацию о том, как писались в Москве берестяные грамоты. Первоначальный документ, как и ранее известный фрагмент № 1, как и большая грамота № 3, был написан не вдоль волокон берестяного листа, а поперёк: более узкие стороны условного прямоугольника находятся не по краям, а сверху и снизу. Поэтому если новгородская грамота разорвана, случайно или намеренно, она рвётся вдоль строк; в руки археологов попадают фрагменты с целыми словами, словосочетаниями или даже целыми строками. Московские грамоты рвутся поперёк строк, и на полосках остаются отдельные буквы, не дающие текста. Так, московская грамота № 1 — это 15 строк от 2 до 4 букв. Первооткрыватель грамоты Чернов пытался восстановить общий смысл документа, но удалось понять лишь то, что речь идёт о каком-то судебном деле (в одной из строк, к счастью, удалось прочесть записанное с надписными буквами сокращение суд судл, то есть «суд судил»). Видимо, в Москве писание на бересте появилось уже в ту эпоху, когда имелись свитки-столбцы — длинные вертикальные сворачивающиеся в трубку полосы, на которых велось делопроизводство (столбцы просуществовали в России до петровского времени).
Грамота № 3 была найдена 12 августа, она во всех отношениях сенсационная. Она в два раза больше самой большой известной грамоты — в ней примерно 370 слов. Размер 31 на 19 см. Она расчленена вдоль волокон, поперёк строк, на не менее чем 5 полосок (есть/были, возможно, и другие, но они очень тонкие).
Сенсация заключается еще и в том, что эта грамота написана не писалом, а чернилами. Традиционно считалось, что чернила в земле не сохраняются. Смотря какие чернила! Это давно известно на практике Японии и Кореи; из раскопок известны надписи тушью, выдерживающие 15 веков и не смывающиеся нигде. В музеях Японии есть образцы, производящие впечатление написанных недавно. Хотя на новой грамоте есть размытые и стёршиеся места, в целом московские чернила оказались очень высокого качества; их химическое исследование еще впереди.
Грамота найдена, как уже сказано, 12 августа, в последние часы последнего дня московских раскопок. Несмотря на то, что на раскопе было уже мало сотрудников. находчики не совершили ни одной ошибки: грамота не пострадала при находке. Остро стоял вопрос: найдутся ли все куски? Московские археологи рискнули немедленно сфотографировать и отправили все фотографии в Новгород, в экспедицию Янина 13 августа. В дальнейшем А. А. Гиппиус и Зализняк пытались понять, что от грамоты осталось, а что утеряно.
На присланных в Новгород фотографиях были изображены три вертикальные полоски бересты длиной порядка 41 строки (точное количество строк установить не совсем просто). Текст доходит примерно до ? листа, после чего идут перевёрнутые буквы. Грамота содержит два текста: больший и меньший, написанный вверх ногами по отношению к большему; в середине прямой и перевёрнутый тексты смыкаются так, что «муха не пролетит».
Зализняк и Гиппиус стали смотреть по фотографиям, не стыкаются ли где попарно друг с другом три полоски, не читается ли в строках с одинаковым номером целое слово? Ушло часа 2, прежде чем исследователи пришли к неутешительному выводу —стыка нет ни одного.
На обороте грамоты тоже текст — несколько слабо просматривающихся строк, читавшиеся с большим трудом.
Тогда вопрос был поставлен так: не сойдётся ли правый край одной из полос с левым краем другой со смещением на строку вниз? Иными словами: нет ли среди наших полос исконного левого и правого краёв всей грамоты, так что можно уловить переход текста с одной строки на другую?
Тогда вопрос был поставлен так: не сойдётся ли правый край одной из полос с левым краем другой со смещением на строку вниз? Иными словами: нет ли среди наших полос исконного левого и правого краёв всей грамоты, так что можно уловить переход текста с одной строки на другую?
Из обрывков слов Зализняк и Гиппиус уже знали, что это рассказ про кобыл — всех цветов, мастей, возрастов, достоинств. 32-я строка одной из лент заканчивалась:
да голуба да му…|
«Голубая» — это конская масть, «голубые лошади» упоминаются и в древних источниках, и у Даля. 33-я строка другой ленты начиналась орта кобы…
Конечно, была утеряна буква (х), и на стыке читалось слово мухорта — название масти другой кобылы.
На стыке 34-й и 35-й строк тех же лент оказалось:
На стыке 34-й и 35-й строк тех же лент оказалось:
да сива да воро|
35-я уже ожидаемо начиналась
на же кобы…
На стыке 20-й и 21-й: а ко|…
ровъ. ?.
То есть ‘девять коров’.
ровъ. ?.
То есть ‘девять коров’.
Таким образом, выяснилось, что две ленты содержат исконные края всего документа и имеют номера 1 и 5; третья лента получает № 3 и находится где-то посередине; ленты №№ 2 и 4 отсутствуют.
Итак, перед нами огромный текст с 2 дырами в каждой строке. Сколько же конъектур придётся делать? Почти сто. В таких случаях помогает предположение о том, что лакуна короткая, но все равно такое огромное количество конъектур пугает. Зализняк был против того, чтобы предлагать все сто конъектур; Гиппиус был за то, чтобы это всё-таки сделать. В ряде случаев конъектуры предложить было в общем легко (ситуацию облегчает наличие точек после большинства фонетических слов, а затрудняет — большое число записей с выносными буквами), например:
лошад к ……. ыбу …… рона.дап?га (строка 27)
Первое слово — явно ‘лошадь’, но число и падеж могут быть любыми, окончание, как это нередко бывает в текстах XV в. и позже, не выписывается (выносная буква д с титлом реально стоит над ш, а не после а, куда относится). Если предположить, что в первой лакуне (обыл), а во второй (раво), то читается: «Лошади: кобылы бура, ворона, да пега…». Могло быть, конечно, и «булана», а перед «ворона» ещё одно «да», так что получить совершенно надёжные конъектуры даже в таких простых случаях не удаётся.
В процессе поиска конъектур обнаружилось следующее — перед нами не один, а два чернильных текста, наложенные друг на друга — страшное дело! Наложенный текст совершенно пренебрегает другим и идёт кверх ногами по отношению к нему. Самые страшные вещи творятся в верхней зоне. Чернила держатся, но расплываются. Инфракрасная съёмка пока не делалась, но она поможет мало — на месте расплывчатых следов от чернил она даст такие же тёмные пятна.
Выяснилось, что обратный текст — тоже про кобыл. А. А. Гиппиус сделал выдающийся вывод, продвинувший изучение текста — перед нами тот же самый текст, отложенный сам на себе как промокашка. Берестяной лист согнут, и две половины отпечатались друг на друге. Нашли точку сгиба — это 12-я строка, на фотографии перелом всех трёх лент.
Чтоб распутать текст, нужно вычесть одну строку из другой; всё это делается вручную, оба текста грязные.
Рассмотрели текст на обороте, там удалось кое-что прочитать. Там было несколько строк… про кобыл. И вскоре выяснилось, что они оказались опять в точности тем же текстом. Более того — это оказалась очередная точная копия нашего основного текста, с расположением одинаковых слов на тех же местах по отношению к другим!
Рассмотрели текст на обороте, там удалось кое-что прочитать. Там было несколько строк… про кобыл. И вскоре выяснилось, что они оказались опять в точности тем же текстом. Более того — это оказалась очередная точная копия нашего основного текста, с расположением одинаковых слов на тех же местах по отношению к другим!
Гиппиус долго строил геометрические конструкции, при которых мог получиться такой отпечаток. Если бы сложенный документ был завёрнут в трубочку и придавлен, а текст отпечатался на обороте, то при такой конструкции отпечаток на обороте был бы отражён зеркально! Неужели был отпечаток с какого-то промежуточного носителя, или некий сумасшедший писец свой же текст второй раз написал с тем же разделением на строки?
И лишь в Москве выяснилось, что это безумное расположение текста — любезность московского фотографа. На самом деле текст отпечатался на обороте, как и положено, зеркально — но московский фотограф подумал, что у него возникла ошибка при печати негатива, и вывернул его еще раз.
Итак, по итогам работы в Новгороде сложилась такая картина: грамота представляет собой текст со многими лакунами, куда входит список кобыл и других животных, людей с долгами, просто список лиц. Неясен был общий характер документа, что это? завещание? для завещания странно, что не названо, кто завещает и т. п. Забегая вперёд, скажем, что ясности в этом вопросе нет и сейчас.
Переехав в Москву, Гиппиус и Зализняк приступили к работе с подлинником, за что приносят благодарность кремлёвским археологам Т. Д. Пановой и Н. А. Макарову. Обнаружилось, что помимо сфотографированных и посланных в Новгород фрагментов, есть еще кусочки, которые археологи не рискнули разворачивать. Состояние бересты неплохое, она сохранила эластичность, оказалось, что можно развернуть и остальные полосы. В сентябре-октябре удалось вставить на своё место вторую и четвёртую полосы, «стрелочку» — полосу IVа и более мелкие фрагменты, подробный труд реставраторов (аналогичный тому, что сделал Поветкин с воском новгородской церы) еще предстоит.
Итак, сейчас можно сказать, что мы нашли ВСЁ, все куски грамоты сходятся точно, кошмарных лакун, проходящих через всю грамоту, больше нет. Есть крошечные утраты в нижней зоне. Сейчас грамота хранится в виде нескольких кусков.
В сентябре Гиппиус и Зализняк работали по отдельности, в разных городах, по принципу, к которому прибегали и раньше: «всё, что совпадает, признаётся истиной».
Схождений было много; сошлось 90% текста, в 10% расхождения. 4 % согласовали в пользу одного исследователя, 2% в пользу другого, 2 % объявили нерешаемыми.
Большинство расхождений и спорных мест приходится на второй текст, записанный вверх ногами внизу листа — там надёжно читается немногим более 50% текста. Возможно, потребуется дополнительная расчистка текста от налипшей глины и т. п. В Новгороде такой проблемы не было, так как процарапанные писалом грамоты сразу помещают в горячую воду и отмывают. Но тут чернильный текст, который, разумеется, от такой операции погибнет; нужна сухая чистка особого рода.
Текст доступен для внестратиграфического датирования с той оговоркой, что датирующий материал берётся по материалам новгородского фонда берестяных грамот, как самого представительного. В Москве, возможно, были некоторые хронологические отклонения в эволюции почерка по сравнению с Новгородом. «По новгородским меркам» грамота получает датировку около 1400 г.; примерно ту же дату даёт и предварительная стратиграфическая оценка.
3 дня назад выяснилось, что грамота написана двумя почерками. Раньше этого не замечалось, так как объём первого почерка очень небольшой: две первых строки с половиной. Между тем нет сомнения, что почерков два, практически весь алфавит пишется иначе. Первый человек, как показывает палеографическое изучение, старше лет на 20; его почерк ближе к уставу. Вот его азбука (строка 1), в ней весьма любопытное написание ы. Вот азбука 2-го писца (строка 2): обращает внимание крайне характерное к; ж и з также своеобразны.
Разберём ряд лингвистических сюжетов, связанных с прочтением и интерпретацией текста грамоты уже на этапе объединения кусочков. Напомним, что из-за небольших лакун и выносных букв в окончаниях не всегда легко установить, в какой именно грамматической форме стоит то или иное слово (хотя само слово понятно), а от этого зависит и синтаксическая интерпретация всей фразы.
Грамота отражает ряд языковых изменений, характерных для Москвы рубежа XIV—XV в. и сохранившихся и в современном языке. Например, в одном месте читается: дв? коровъ — ъ явно левая часть от ы, правая часть которого стёрлась, и перед нами форма дв? коровы, где числительное сохранило форму двойственного числа, а существительное уже приняло окончание -ы, как это и сейчас. Для Москвы данного периода это неудивительно, формы такого типа встречаются уже в Завещании Ивана Калиты 1330-х годов.
Примером сложностей, которые вызывают недописанные окончания слов, является история, которую В. Л. Янин окрестил «шкаковой кобылой». Один фрагмент с края 5-й (крайней) ленты на фотографиях, которые экспедиция изучала в Новгороде, выглядел так:
ша-квои коблы
Между «ша» и «к» идёт неизвестная буква, имеющая форму слегка изогнутого v (вроде ижицы). Отрезок был сначала проинтерпретирован синтаксически как «такой-то кобылы», а так как выносные буквы могли относиться куда угодно, то возникло искушение понять странную букву как с (хотя она, в общем, и не похожа) и читать -шавской кобылы (что-то вроде «Варшавской»); ведь последовательность букв –квой на конце прилагательного представить сложно. Что делать с этой «шкаковой кобылой», было абсолютно неясно, и ситуация решительно напоминала сумасшедший дом, пока в Москве на развёрнутой четвёртой ленте перед ша-к на расстоянии 1 знака не обнаружилась буква л, и стало очевидно, что перед нами какое-то слово на лоша-. Кроме того, после того, как собрался весь документ, стало ясно, что v-образную форму в этом почерке имеет буква ч, здесь она только чуть-чуть изогнута. Таким образом, наш отрезок читается: л(о)шачков и кобыл — «(сколько-то) лошачков (уменьшительное от лошак) и кобыл». Таким образом, в тупик мы встали в том числе из-за особенностей записи, вызывающих синтаксическую неопределенность, так что возникало искушение читать окончательное прилагательного -вой.
Вот целый пассаж из грамоты, толкование которого вызывает несколько проблем разного рода:
дв? коровы н(а) двор? .в. вола . а .s. коров ?го
же страднки ?д?тъ мокло. г. борво. всаду. и
оутича. е. i.
Здесь лексический интерес вызывает словосочетание «3 борова в саду». Представить себе свинью, которая гуляет в саду и нюхает цветочки, сложно. Можно понять слово «боров» иначе — у этого слова есть значения «грядка» и т. п., но в контексте, где перечислены животные, уместно иначе интерпретировать слово «сад». Сад, или садка — это место, куда сажают, как безжалостно пишет великий Даль, на убой (предварительно откормив).
Оутича — нельзя тут видеть слово утица; во-первых, грамота не новгородская, а московская, и цоканья в ней нет. Во-вторых, если это слово в именительном падеже, то какой тут синтаксис, если после этого идёт числительное 15? Это собирательное слово утиче среднего рода, буквально ‘утиное’: «утиного (выводка) — 15».
Страдники — это работники; хорошо известно слово страда ‘деревенская работа’, от “страдать” к “работать” — представленный во многих языках семантический переход, так, французское travailler ‘работать’ происходит от tripalium ‘пытка на трёх кольях’. Выражение ?д?тъ может удивлять только тех, кто не общался с народом. В деревне до сих пор молоко — серьёзная пища, и его едят, а не пьют. Но каков смысл всей фразы о молоке? По-видимому, «6 коров, молоком которых питаются работники». Однако к чему относится «его же», почему не «их же»? Известно, что в древнем синтаксисе согласование велось по числительному, например моя шесть, но шесть — женского рода. Единственное решение заключается в том, что за цифрой .s. стоит не шесть, а собирательное шестеро, сохранявшее ещё средний род. И оно находит мощное подтверждение в остальном тексте грамоты, где очень активно употребляется форма на -еро (вплоть до таких числительных, как двоенадцатеро ‘12’).
Особый интересный сюжет — имя главного персонажа грамоты (помимо кобыл). Этот человек упоминается 6 раз (4 очевидны, 2 «вычитаны» в тёмных местах), всегда в форме с притяжательным прилагательным. На ранних этапах казалось, что это просто фамилия.
Первая версия была, что это фамилия Муравьёв, затем, что Курабьёв, наконец, установлено, что интересующая нас форма выглядит как Турабь?въ (с ё, ударение на последний слог). Три примера в грамоте, казалось, подтверждают версию о фамилии:
а се кони тураби?вых — ‘Кони Турабьёвых’, первая строка
а люди турабь?вых — чуть ниже
а всего серебра на людехъ турабь?ва .д. руб
а люди турабь?вых — чуть ниже
а всего серебра на людехъ турабь?ва .д. руб
Но этому противоречит ясное: Турабь?в? жен?, то есть жене не Турабьева, а «Турабьевой жене» — человека по имени Турабей. Кроме того, рубеж XIV и XV веков для фамилий — это ещё слишком рано. 3 дня назад прочтено: Турабь?в? челед — «Турабьевой челяди». После этих двух примеров выяснилось, что три примера, которые казались аргументами в пользу фамилии «Турабьев», отпадают сами собой по разным причинам:
В 1-м примере буква, якобы х, в конце — это на самом деле а в первом почерке, и там выступают «кони Турабьевы»;
Во 2-м примере после «Турабьевых» удалось прочесть «молодых», и стало ясно, что нас опять подвела выносная буква — надо читать не «люди Турабьевых», а «людей Турабьевых молодых»;
В 3-м примере А. А. Гиппиус предложил видеть необычный для нас, но обычный для древнерусского порядок слов — «Турабьева» относится не к «людехъ», а к «серебра» — и опять это притяжательное прилагательное.
Во 2-м примере после «Турабьевых» удалось прочесть «молодых», и стало ясно, что нас опять подвела выносная буква — надо читать не «люди Турабьевых», а «людей Турабьевых молодых»;
В 3-м примере А. А. Гиппиус предложил видеть необычный для нас, но обычный для древнерусского порядок слов — «Турабьева» относится не к «людехъ», а к «серебра» — и опять это притяжательное прилагательное.
Кем был Турабей? Род Турабьевых известен по источникам позже, это его родоначальник. Очевидно, что это имя или прозвище тюркское — «бей» хорошо известный титул, «тура» также титул татарских князей. Татарский материал в грамоте этим не ограничен, в нём присутствуют татарские имена Байрам и Ахмет (среди «людей Турабьевых молодых»), а самый влиятельный персонаж грамоты, перед которым всё это имущество передаётся — Елбуга, несомненно также тюркское имя (возможно, такое же сложение, как в названии Елабуга, но нужны дополнительные исследования тюркологов). Присутствие татар и татарских имён в Москве рубежа XIV и XV веков, конечно, не удивительно.
Другой синтаксически не очень ясный кусок (с первой строкой его мы уже знакомы по сюжету о «шкаковой кобыле»):
А вс?хъ . л(о)шачков и кобыл
(и) жереб?тъ отдал - - - - - -[о] щ?ю посельского челов?к
дватцатеро и шестеро
Предложение начинается с инициала — заглавной буквы А; такое встречается в грамоте ещё несколько раз.
В начале фразы выступают лошачки, кобылы и жеребята, которых куда-то отдали, а после лакуны — «человек двадцатеро и шестеро». Как это совместить? Посельский — слово, известное из источников, это название должности. Отрезок -щ?- крайне необычен, и единственное, что можно, предположить тут имя Кощ?й (или нарицательное кощ?й, ‘слуга’, как в Слове о полку Игореве), в лакуне перед ним стоит, по-видимому, ?смь. Он стоит в дательном падеже, и, по-видимому, он и есть тот, кому отдали этот табун. Но как привязать к нему «посельского человек двадцатеро и шестеро»? Только предположив, что «двадцатеро и шестеро» относится к табуну, а слово «человек» стоит в дательном падеже (окончание не выписано): «Отдал Кощею, человеку посольского, 26 лошачков и т. п.»
Вот реконструированный текст (с сокращениями)
А се кони Турабьевы. А отъ ездовых жеребец 2 коня саврасых, лошачка 2, сив, каур, да лошачок комолак (?) каур, да другой сив, (оставлен?) Турабьевой.жене. А страдных (предназначенных для работы) лошадей 2, да 2 жеребят лонских (годовалых), да кобыл страдных же 6, да кобылка лонская. А всех ездовых девятеро, а страдных двоенадцатеро. Две коровы, на дворе 2 вола, а 6 (шестеро) коров, его же страдники едят молоко, 3 борова в саду и утича 15. А на погребе котел (следует перечисление утвари…) досканец жестян, а стогов 12 и стог. Велено же Турабьевой челеди с людми ести. (NB -дми в людми видно очень чётко, так что археологи сначала решили, что это упоминается Дмитрий Донской). А людей Турабьевых молодых: Оникейко, Ахмет, Байрам (и проч. и проч.) А страдников 15 (все имена русские, но меньше 15): Созонко, Мосей Лухов (?), Мосейко, Иванец, Родивон (и проч. и проч.), да парубки, да ключники. А у тех его людей 14 конь да присох (?) Турабьевых, да коров 9. А в деле на людях серебра (следует перечисление людей с долгами: у Григорьича полтина и т. п. и т. п.). А всего серебра на людях Турабьева 4 рубля. А конюх сказывал суздальские лошади (т. е. докладывал о лошадях в Суздале): (следует огромный список кобыл всех мастей, савраса, белонога, мухорта, тоже расклассифицированы на “ездовых” и “страдных”). А се дал перед Елбугою, перед игумном Фёдором (?) перед Ильинским, перед Климом, Петром, Гурьем (и проч., и проч. следует список свидетелей; видно, что это приложение к какой-то дарственной или подобному документу).
Приписка кверх ногами, плохо читается «А яз взял лошачка (следует перечень лошадей) звездка в челе (т. е. звёздочка на лбу, примета), а конюхов спросил перед Олексеем… что из стада лошадей не погибло Ондреева, то всё имали господа 100». Далее вновь упоминается Елбуга. Приписка представляет собой некоторое письмо в ответ, видимо, реакцию управляющего Турабея на предоставленную ему опись.
Источник - http://blogia.ru/wp02/?p=386
то 
а муж еще должен заслужить, чтобы ребенок был записан под его фамилией. Сказала, пусть радуется, что отчество по отцу дала, а то вообще могла записать по своему имени, это называется сейчас "матчество". 
талантливые люди, рассказ об именах превращается... в песню и танец. Именно так поступила Виктория Касимова в своей небольшой, но увлекательной "лекции" на тему "Милые и "простые" татарские имена". 
рассказывали своим читателям от том, как легко можно изменить жизнь к лучшему, если поменять имя, а ещё лучше – заодно и отчество с фамилией. Похоже, у них что-то стало получаться.
к. филол. наук, доцент Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА); Амалия Викторовна Акопджанова, учитель русского языка и литературы ГБОУ "Школа N 2123 им. М. Эрнандеса".
иногда приводит в изумление. На сайте «Комплекс градостроительной политики и строительства города Москвы» внезапно появилась улица Генерала Корнилова. Большинство россиян, разумеется, сразу вспомнит генерала Лавра Корнилова.
